– Хм, это многое меняет. – Я прямо-таки источала сарказм.

– Ты меня прекрасно поняла. Мы часто об этом говорили, ты с самого начала знала, что я уеду. Я думал, ты и сама сообразила, что нам надо сбавить обороты и последний год школы быть просто друзьями. Я ни с кем не встречался, ты же знаешь. Дело было не в тебе.

Истинная правда. За целый год он ни разу не сходил на свидание, по крайней мере насколько я в курсе. Даже на выпускной бал Чед сговорился идти с друзьями, никаких девушек. Его поддержала практически вся футбольная команда, и это очень разозлило моих одноклассниц.

– Знаю. И все же ты целый год со мной не разговаривал.

– Мэгги, ты сама не отвечала на мои звонки! В обед ты меня избегала, потом стала работать после школы. Что мне было делать?

Чед прав. Единственный разговор состоялся через месяц после нашего разрыва и отъезда мамы. Мы крепко повздорили. Так уж совпало, что спустя три дня после ухода моей мамы Чед принял решение за нас двоих, не считаясь с моим мнением.

Я заявила тогда, что он поступил подло, выбрав самый неподходящий момент. Он ответил, что ему жаль, и решил все переиграть. Даже попытался меня поцеловать, но было слишком поздно.

Я скучала по Чеду. Он был неплохим парнем, только все делал не вовремя, и я страшно обиделась. Я злилась, что он бросил меня ради своих грандиозных планов. Все меня бросили! Я постаралась сохранить хотя бы видимость спокойствия.

– Ты прав, – согласилась я. – Ты был мне нужен как никогда! Я хотела быть с тобой, но ни за что не стала бы умолять тебя вернуться.

– Глупышка, тебе вовсе не надо было меня умолять! – хрипло проговорил Чед и притянул меня к себе. – Мэгз, прости меня! Я думал, если мы останемся друзьями, то будет легче. Я знал, что расставаться трудно. Взгляни на меня. – Я тяжело вздохнула и подняла голову. – Меньше всего я хотел причинить тебе боль! Я так соскучился…

– Чед, прекрати, а? Мне стыдно за свое поведение, но это ничего не меняет. Ты все равно уезжаешь. Тебя ждут Флорида и университетская футбольная команда!

– Знаю. Мне безумно жаль, что мы потеряли наш последний год. Прости меня!

– И ты меня. – Я едва нашла в себе силы и неохотно высвободилась из его объятий. – Мне пора.

– Пожалуйста, пиши! Или звони, шли эсэмэски – только не теряйся! Я по тебе скучаю. Никогда не думал, что мы перестанем вообще друг с другом разговаривать. Мне нужно знать, как у тебя дела.

– Хорошо, буду писать. Поздравляю с поступлением в университет Флориды! Всегда знала, что у тебя получится.

– Спасибо, Мэгз. Между прочим, я по-прежнему тебя люблю, – шепнул он и поцеловал меня в щеку.

Я едва совладала с собой.

Он ушел.

Я посмотрела ему вслед: он пятился, не сводя с меня глаз. В руках аттестат, черная мантия выпускника развевается на ветру. Чед грустно помахал и направился к своему пикапу. Уж насколько день не задался, а стало еще паршивее.

Глава 2

– Ума не приложу, как ты ешь эту гадость, – заявил отец. Раньше мы вместе подшучивали над моей любовью к медовым плюшкам, однако сейчас он откровенно насмехался. – Сплошной сахар и углеводы. Представляешь, сколько там калорий?!

– По-твоему, мне пора худеть?

Мы сидели в обеденном уголке, где едва помещаются два человека. После вручения аттестатов мы сразу отправились домой. Ехали молча. Кроме «поздравляю», папа не произнес ни слова. Вот уже целый час я с нетерпением поглядывала на телефон, ждала эсэмэски от Кайла. Никогда бы не подумала, что буду считать минуты до встречи с ним, но я была готова на все, лишь бы выбраться из дома.

Кайл пока молчал, зато пришло сообщение от Биша.

«Поздравляю, малыш! Ужасно жаль, что не смог приехать: босс завалил работой, а стажерам возникать не положено. Люблю тебя, жду не дождусь встречи! Обещаю скоро нагрянуть в гости».

– Ничего подобного я не говорил, – проворчал отец, не давая мне расслабиться и порадоваться поздравлениям брата. – Ты слишком все драматизируешь. Я имел в виду, что пользы от них никакой.

– Папа, как и тысячи других американцев, я ем эти плюшки каждый день, сколько себя помню! Уверяю тебя, они совсем не ядовиты.

– Твой сарказм неуместен. За своим весом надо следить, не то в один прекрасный день станет слишком поздно. Твоя мать говорит, что…

– Твое замечание тоже неуместно, пап! Мне нет никакого дела до того, что там себе вообразила эта женщина. Она ушла и поэтому утратила право голоса! Да ей вообще на меня плевать!

Мать всегда шпыняла меня по поводу веса. Когда-то мне казалось, что это проявление материнской заботы. Теперь же я ни в чем не уверена.

Рост у меня средний. Мама вечно твердила, что мне нужно активнее заниматься спортом, вернуться в школьную группу поддержки. Я увлекалась легкой атлетикой, однако мама считала, что юбочка чирлидерши смотрится куда лучше, чем беговые шорты.

Мое тело мне всегда нравилось. Вовсе я не толстая. И я не из тех девушек, которые ноют, жалуются на жизнь и впадают в истерику всякий раз, как надевают купальник. Да и окружающие никогда не были в претензии. Особенно Чед: он всегда говорил, что ему нравится мой здоровый аппетит и то, что я не надоедаю разговорами о своем весе. Кроме матери, никому даже в голову не приходило об этом заговаривать. Делать мне больше нечего, как развивать в себе комплексы из-за этой неврастенички! А теперь еще и папа подключился…

– Ей не плевать. Просто мы с тобой что-то делали не так, и ей стало с нами плохо. Она не ушла бы, если бы мы были более…

– Какими, папа? Идеальными?

– Ты понимаешь, что я имею в виду.

– Ничуть! Нельзя любить человека за то, что он может дать тебе! Нельзя любить его за то, что он делает для тебя, или за то, что он красив! Любовь слепа, любовь не превозносится, не гордится! Помнишь, пап?

– Мэгги, я тоже читал Библию. А вот с какой стати о Боге вспомнила ты?

Ой! За весь год мы с папой ни разу не были в церкви.

– Мама нас любила, но мы не смогли показать ей, насколько мы ее любим, и она ушла. Это мы ее подвели! – со вздохом заключил отец.

Я вскочила, забыв о том, что Кайл так и не написал. Передо мной с угрюмым видом сидел жалкий, озлобленный мужчина. Лицо бледное, давно не мытые черные волосы зачесаны назад, темно-синяя рубашка измята.

– Папа, я тебя, конечно, люблю, но не желаю брать ее вину на себя! Я иду прогуляться с другом, вернусь не очень поздно.

– С Чедом?

– Нет. Чед пакует чемоданы.

– Что ж, тем лучше для него. Ты знала, что так будет. У этого парня есть чему поучиться. По-моему, ты ему не пара. У вас все равно бы ничего не вышло. Спустись на землю, Мэгги! Ты слишком много требуешь от окружающих, – пробормотал он.

– Как скажешь, пап. Пока!

Не дожидаясь ответа, я выскочила из комнаты. По пути схватила с вешалки ветровку защитного цвета, сунула в карман телефон и подошла к огромному зеркалу в массивной серебряной раме, висевшему в прихожей. Помню, мама отыскала его в каком-то антикварном магазинчике, и папа едва сумел засунуть этот раритет в машину. Я стояла и смотрела на русые волосы, чуть вьющиеся на концах и падающие на плечи, на зеленые глаза, на веснушки, рассыпанные по загорелому лицу. Не писаная красавица, но разве поэтому меня все бросают?..

Я порылась в рюкзаке в поисках десятки, сунула ее в карман вместе с мобильником и вышла за дверь.

Снаружи было холодно и сыро. В воздухе клубился туман, вокруг уличных фонарей сияли нимбы. Я шагала по Броуд-стрит, следующая – Мэйн-стрит. Всю жизнь прожила в центре. Машины у меня нет, потому что она мне совершенно не нужна – всюду можно дойти пешком. К примеру, до кафе, где я работаю, ходу всего пять кварталов.

Однако направлялась я вовсе не в кафе. Я понятия не имела, куда идти, лишь бы не оставаться дома. Отец изменился до неузнаваемости. Раньше мы отлично ладили: играли во все подряд, ходили в кино, готовили всякую всячину, сгребали опавшую листву во дворе. Обычная семья из хорошего района, типичные жители Теннесси. Потом мама ушла, и отца словно подменили. Раньше он никогда не заговаривал о моем весе и калориях (тут и говорить-то не о чем). Прежний отец не наблюдал бы безучастно, как его дочери вручают аттестат. И уж точно не позволил бы мне выйти на работу, чтобы обеспечить себя всем необходимым, в то время когда сам он предается унынию и ничего не хочет. Он стал совсем другим, и я очень скучала по нему прежнему.